О чём писали 10 лет назад
Jul. 20th, 2011 07:37 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
bogdan_63После президентских выборов 26 марта 2000 года прошел ровно год. Фактически Владимир Путин находится во главе российского государства 15 месяцев. Это достаточный срок, чтобы оценить основы нового режима. Главный вывод: он совсем не новый.
Власть — это идеология
Борис Ельцин в своих мемуарах пишет, что ему пришлось не один раз беседовать с Владимиром Путиным, чтобы тот согласился стать его преемником. Самому Ельцину такую возможность дважды предлагать не пришлось бы. Он был властолюбцем, и скрыть это было выше его сил, что блестяще иллюстрирует история его взаимоотношений с Михаилом Горбачевым. Путин же (по крайней мере, по официальной историографии) на вершину пирамиды власти не рвался — отчасти за это Ельцин его приблизил и в конце концов выбрал. Различие принципиальное. Но это различие в человеческих качествах. Политически оно сразу исчезло, как только власть оказалась в руках Путина.
Это вовсе не значит, что раньше Владимир Путин умело мимикрировал. Все гораздо прозаичнее: российская политическая система устроена так, а точнее, она так мало демократизировалась, что условием самосохранения высшей власти, как это всегда было в российско-советско-российской истории, считается жесткое дозирование самой этой высшей властью каких-либо проявлений оппозиционной активности.
Так было при власти КПСС (до Горбачева), так обстоят дела и сейчас. Разрыв произошел, лишь когда Горбачев спутал дозировку и оппозиция вышла на улицу. Характерно, однако, что рекордные по числу участников демонстрации в то романтическое время собирались сначала под удивительным с позиций сегодняшнего дня лозунгом "За демократическую платформу в КПСС!" Потом Ельцин, победив Горбачева, был вынужден искать новую опору, и другого выбора, кроме как "перевернуть пирамиду власти", ему не оставалось. На Ельцине разрыв преемственности и закончился.
Дерево российской власти так и не разветвилось — все по-прежнему замыкается на Кремле. Естественно, различия есть, но не стоит их переоценивать. Система однопартийности и система демонстративной опоры высшей власти не на одну из многих партий, а на "весь народ" в принципе родственны. Недаром главный лозунг прошлых лет звучал так: "Народ и партия — едины!" И он не забыт. Сейчас в опросах, посвященных тому, каким видит политическую систему России ее общественное мнение, большинство голосов набирает ответ: "Одна, но общенародная партия".
От коммунистической, как и от любой другой ярко окрашенной идеологии, власть сейчас активно дистанцируется. Но "измы" и раньше были ритуальными заклинаниями, а не реальным кредо власти. Ее идеология — сама власть, опирающаяся на поддержку народа. Именно поэтому, а не из любви к советскому прошлому Кремль пошел на римейк советского гимна.
Идеологию такой власти, аполитично претендующей на всеобщую поддержку, граф Сергей Уваров выразил в знаменитом слогане "Самодержавие, православие, народность" гораздо лучше, чем кто-либо из современных стратегов или политтехнологов. Стоит в этом триединстве православие отодвинуть на третье место, а на первом устаревшее самодержавие заменить вневременным государством — и формула снова готова к употреблению.
Укрепление власти — это политика
Самый популярный сегодня в Кремле лозунг — "Укрепление государства". По сути, речь идет об укреплении власти. Государство действительно укрепляется, но так, как это и может происходить в российских условиях: за счет укрепления личной власти президента. Другой вариант, при котором приоритет отдается укреплению не вертикали президентской власти, а независимости разных ветвей власти, не имеет практических шансов.
Характерный пример — судебная реформа. В рамках долгосрочной стратегии развития России, подготовленной на Якиманке, в центре Германа Грефа, первоначально содержались любопытные и весьма радикальные предложения. Например, демилитаризация правоохранительных органов, передача всех следственных органов прокуратуре, причем самой прокуратуре предписывалось вести предварительное следствие и поддерживать обвинение в суде, но никак не надзирать за правосудием.
Кто-то даже мог вспомнить судебную реформу, начатую в 1864 году. Тогда суд стал реальной властью, распространявшейся на всех подданных России. Шаг к правовому государству был сделан, но общество за ним явно не поспевало. Отчасти и поэтому отказ от правовых принципов, произошедший после 1917 года, имел массовую поддержку.
Но сейчас утопичность проекта судебной реформы стала очевидна на еще более ранней стадии. По ее последней версии, существенные перемены должны коснуться лишь статуса судей, а не статуса судов. Например, предлагается снять запреты на проведение оперативно-розыскной деятельности в отношении судьи и возбуждение уголовного дела и осуществление следственных действий в отношении судьи без согласия квалификационной коллегии судей. Чтобы избежать произвола, решения о следственных действиях в отношении судьи будут приниматься вышестоящим судом. Открывая возможности для очищения судейского корпуса от коррупционеров, эти меры в то же время дают власти рычаги давления на судей. Традиция не прерывается — государство укрепляется, делая ставку на силу.
Вывод очевиден: правовым государство становится не сразу, нужны десятилетия. Власть тоже должна эволюционировать. Но в России она практически всегда предпочитает "стабильность", которую надежнее поддерживать силовыми методами.
Благосостояние избирателей — это экономика
Обеспечение этой самой стабильности, как и успех реформ, в равной мере зависит от состояния экономики и поддержки общества. Президент об этом говорит прямо: его понятное всем обещание — рост благосостояния. У социализма, если кто забыл, был основной экономический закон: неуклонный рост уровня жизни трудящихся. Уже давно никто не сомневается, что этот закон не работает. Зато теперь есть надежда на экономический рост, от которого перепадет всем.
Роста же фактически нет со второй половины прошлого года (все "выдающиеся успехи", которыми так гордится правительство, получены в первом полугодии 2000 года), что немедленно обернулось болезненным для власти увеличением задолженности по зарплате, которое наблюдается в 2001 году. Долги по зарплате со стороны бюджетов всех уровней составляют на 1 марта почти 5 млрд рублей, все производственные отрасли экономики задолжали своим работникам 27,3 млрд рублей.
Для Кремля, да еще в годовщину избрания Владимира Путина,— это вызов, и реакция может быть острой.
Путин привел во власть команду либеральных экономистов, которые восприняли укрепление государства по-своему. Они надеются, что оно не приведет к вмешательству государства в экономику, а, наоборот, защитит права собственности и даст экономике возможность показать, на что она способна.
Такое в истории России тоже было. В середине 60-х в Советском Союзе происходила условно либеральная экономическая реформа. Самым известным либеральным экономистом той поры был вовсе не Алексей Косыгин, а Евсей Либерман. Экономисты поверили, что реформа возможна, если она ограничится экономикой и ни в коей мере не будет вторгаться в идеологическую сферу. Кончилось все, как и следовало ожидать, плачевно. Власть проявила законную бдительность — Косыгин остался премьером, а Либерман был изобличен как "рыночный социалист", что тогда было синонимом волчьего билета.
Если судить по программным заявлениям Владимира Путина, включая появившиеся утечки из его предстоящего обращения к Федеральному собранию, он поддерживает либеральную позицию. Так, в будущем послании он выступит в поддержку правительственного законопроекта о дебюрократизации, предполагающего сокращение числа лицензий, без которых предприниматель не может заниматься той или иной деятельностью, и упорядочивающего проверки, которым подвергается предприниматель со стороны чиновников. Поддерживает президент и планы либерализации валютного регулирования (см. стр. 28).
Однако еще неизвестно, они ли определяют реальное направление развития российской экономики. Есть и шаги в прямо противоположном направлении. Это прежде всего поправки в закон о ЦБ, внесенные самим президентом и, по сути, лишающие ЦБ его нынешнего независимого статуса. Из того же ряда идея Михаила Касьянова компенсировать слабую активность частных банков в кредитовании реального сектора ставкой на возрождение крупных госбанков, которые, как в советские времена, "будут доводить госсредства до предприятий".
До сих пор лицо официальной экономической политики было либеральным. Но это было в пору экономического подъема. Правительство обещает его продолжение, статистика говорит о другом. Если негативные тенденции — а среди них наиболее опасна тенденция к росту долгов по зарплате — не будут преодолены, то вектор экономической политики может смениться. А идеология "опоры на народ" без каких-либо выраженных политических предпочтений дает власти достаточный простор для маневра, который может привести к смене и политических ориентиров. Отказ от либерализма прекрасно впишется в российскую традицию, которой нынешний режим в целом следует. Тогда либералам во власти ничего не останется, как воспользоваться изысканиями советника президента Андрея Илларионова, который уже нашел признаки либеральной экономики в коммунистическом Китае.
http://www.kommersant.ru/doc/253530
EUROPART. Более 60 лет на рынке: автосервисное оборудование.
Власть — это идеология
Борис Ельцин в своих мемуарах пишет, что ему пришлось не один раз беседовать с Владимиром Путиным, чтобы тот согласился стать его преемником. Самому Ельцину такую возможность дважды предлагать не пришлось бы. Он был властолюбцем, и скрыть это было выше его сил, что блестяще иллюстрирует история его взаимоотношений с Михаилом Горбачевым. Путин же (по крайней мере, по официальной историографии) на вершину пирамиды власти не рвался — отчасти за это Ельцин его приблизил и в конце концов выбрал. Различие принципиальное. Но это различие в человеческих качествах. Политически оно сразу исчезло, как только власть оказалась в руках Путина.
Это вовсе не значит, что раньше Владимир Путин умело мимикрировал. Все гораздо прозаичнее: российская политическая система устроена так, а точнее, она так мало демократизировалась, что условием самосохранения высшей власти, как это всегда было в российско-советско-российской истории, считается жесткое дозирование самой этой высшей властью каких-либо проявлений оппозиционной активности.
 |
| Озабоченность |
Дерево российской власти так и не разветвилось — все по-прежнему замыкается на Кремле. Естественно, различия есть, но не стоит их переоценивать. Система однопартийности и система демонстративной опоры высшей власти не на одну из многих партий, а на "весь народ" в принципе родственны. Недаром главный лозунг прошлых лет звучал так: "Народ и партия — едины!" И он не забыт. Сейчас в опросах, посвященных тому, каким видит политическую систему России ее общественное мнение, большинство голосов набирает ответ: "Одна, но общенародная партия".
 |
| Гнев |
Идеологию такой власти, аполитично претендующей на всеобщую поддержку, граф Сергей Уваров выразил в знаменитом слогане "Самодержавие, православие, народность" гораздо лучше, чем кто-либо из современных стратегов или политтехнологов. Стоит в этом триединстве православие отодвинуть на третье место, а на первом устаревшее самодержавие заменить вневременным государством — и формула снова готова к употреблению.
Укрепление власти — это политика
 |
| Уныние |
Характерный пример — судебная реформа. В рамках долгосрочной стратегии развития России, подготовленной на Якиманке, в центре Германа Грефа, первоначально содержались любопытные и весьма радикальные предложения. Например, демилитаризация правоохранительных органов, передача всех следственных органов прокуратуре, причем самой прокуратуре предписывалось вести предварительное следствие и поддерживать обвинение в суде, но никак не надзирать за правосудием.
 |
| Внимание |
Но сейчас утопичность проекта судебной реформы стала очевидна на еще более ранней стадии. По ее последней версии, существенные перемены должны коснуться лишь статуса судей, а не статуса судов. Например, предлагается снять запреты на проведение оперативно-розыскной деятельности в отношении судьи и возбуждение уголовного дела и осуществление следственных действий в отношении судьи без согласия квалификационной коллегии судей. Чтобы избежать произвола, решения о следственных действиях в отношении судьи будут приниматься вышестоящим судом. Открывая возможности для очищения судейского корпуса от коррупционеров, эти меры в то же время дают власти рычаги давления на судей. Традиция не прерывается — государство укрепляется, делая ставку на силу.
Вывод очевиден: правовым государство становится не сразу, нужны десятилетия. Власть тоже должна эволюционировать. Но в России она практически всегда предпочитает "стабильность", которую надежнее поддерживать силовыми методами.
Благосостояние избирателей — это экономика
 |
| Удивление |
Роста же фактически нет со второй половины прошлого года (все "выдающиеся успехи", которыми так гордится правительство, получены в первом полугодии 2000 года), что немедленно обернулось болезненным для власти увеличением задолженности по зарплате, которое наблюдается в 2001 году. Долги по зарплате со стороны бюджетов всех уровней составляют на 1 марта почти 5 млрд рублей, все производственные отрасли экономики задолжали своим работникам 27,3 млрд рублей.
 |
| Превосходство |
Путин привел во власть команду либеральных экономистов, которые восприняли укрепление государства по-своему. Они надеются, что оно не приведет к вмешательству государства в экономику, а, наоборот, защитит права собственности и даст экономике возможность показать, на что она способна.
Такое в истории России тоже было. В середине 60-х в Советском Союзе происходила условно либеральная экономическая реформа. Самым известным либеральным экономистом той поры был вовсе не Алексей Косыгин, а Евсей Либерман. Экономисты поверили, что реформа возможна, если она ограничится экономикой и ни в коей мере не будет вторгаться в идеологическую сферу. Кончилось все, как и следовало ожидать, плачевно. Власть проявила законную бдительность — Косыгин остался премьером, а Либерман был изобличен как "рыночный социалист", что тогда было синонимом волчьего билета.
 |
| Удовольствие |
Однако еще неизвестно, они ли определяют реальное направление развития российской экономики. Есть и шаги в прямо противоположном направлении. Это прежде всего поправки в закон о ЦБ, внесенные самим президентом и, по сути, лишающие ЦБ его нынешнего независимого статуса. Из того же ряда идея Михаила Касьянова компенсировать слабую активность частных банков в кредитовании реального сектора ставкой на возрождение крупных госбанков, которые, как в советские времена, "будут доводить госсредства до предприятий".
 |
| Умиление |
http://www.kommersant.ru/doc/253530
EUROPART. Более 60 лет на рынке: автосервисное оборудование.
